Порой происходят в жизни… нет, не события. Не случайности, тем более – не… Как назвать внутренние ощущения на грани предчувствий, которые начинают сбываться? По каким-то едва уловимым признакам вдруг начинаешь понимать, что приближается что-то важное, что станет частью тебя. Ты внутренне напряжен, из мелькающей суеты выделяешь события, информацию, фразы, которые пока ещё не вполне ясно, но уже настойчиво формируют центр притяжения твоих мыслей и чувств. Наконец, ты понимаешь: вот оно – то, чего ты смутно ожидал, ради чего ты забудешь обо всем, что поглотит тебя полностью.
«Всё сошлось!» – радостно записала я в своем блокноте 20 марта. Это был знаковый день: день солнечного затмения и день рождения необыкновенной женщины, так написавшей о затмении солнца, как никто до неё не писал, – Веры Пановой.
Родившаяся и ушедшая в марте (20.03.1905 – 03.03.1973), Вера Фёдоровна Панова словно подтвердила датами своего рождения и упокоения народную примету, утверждающую, что месяц до и месяц после рождения – наиболее опасны для человека. Генетическая память хранит стресс появления на свет. Трижды лауреат Сталинской премии, член Союза писателей СССР с 1946 года, уроженка Ростова-на-Дону, долго прожившая в Ленинграде, она дорога нам, пермякам, так же, как Михаил Осоргин и Александр Спешилов.
В год 70-летия победы в Великой Отечественной войне, 80-летия Пермской писательской организации, в Год литературы в России отмечается еще и 110 лет со дня рождения Веры Пановой, имеющей непосредственное отношение ко всем упомянутым событиям.
Моёзнакомство с творчеством Веры Пановой произошло довольно рано. В кинотеатре с большим экраном мы, первоклашки, смотрели затаив дыхание на белобрысого мальчишку чуть младше нас, у которого родился братик, и всем было не до него, не до Сережи. Глядя на этого мальчика, мы соглашались со всем: если у тебя есть велосипед, то тебя примут в любую компанию; мама страшно недогадлива – если ты не веришь, что Коростелев тебя и вправду любит, то заставь его поклясться в любви словами «провалиться мне на этом месте». И ещё – какие же дураки эти взрослые – подсунуть пустой фантик из-под конфеты, а потом хохотать… *
*Повесть «Серёжа» написана В.Ф. Пановой в 1955 г., экранизирована в 1960 – режиссёры Г. Данелия и И. Таланкин).
А однажды в кино ходили мама и папа и долго обсуждали какую-то Евдокию, надо ли ей было ходить на Разгуляй. Каждый раз по мере моего приближения к ним они понижали голос, и я запомнила, что Разгуляй – это плохое место (одно название чего стоит), а Евдокия поступила плохо, «ладно хоть потом исправилась»…*
*Роман «Евдокия» («Семья Пирожковых») написан В.Ф. Пановой в 1944 году, экранизирован в 1961 – режиссёр Т. Лиознова).
Взрослела я, а со мной взрослели и мои интересы, но периодически появлялась в жизни неведомая мне Вера Панова, напоминавшая с экрана строкой в титрах, что именно по её произведению снят очередной запоминающийся фильм. Так сохранилось в моей памяти кино «Вылет задерживается» о судьбе военной переводчицы Ольги, роль которой исполнила Татьяна Лаврова.*
*Фильм «Вылет задерживается» снят режиссёром Л. Марягиным в 1975 году по пьесе В.Ф. Пановой «Сколько лет, сколько зим…».
И я помню, как все приникали к экрану телевизора, когда появлялись титры «На всю оставшуюся жизнь» (до сих пор звучит в ушах песня, исполненная Петром Фоменко и Таисьей Калинченко).*
*Четырёхсерийный телевизионный художественный фильм «На всю оставшуюся жизнь» снят режиссёром П. Фоменко по роману В.Ф. Пановой «Спутники (1946 г.) в 1975 году.
Тогда была ещё жива моя мама, но уже не было папы. Но только теперь я понимаю, почему мама ловила с экрана каждое слово – папу, комиссара батальона старшего лейтенанта Антона Вожакова, как и моего дядю, разведчика сержанта Михаила Пищикова, в тыловой госпиталь везли на санитарном поезде. О героических буднях санитарного поезда № 312 Вера Фёдоровна написала в повести «Спутники». Летом 1942 года папа написалмаме в письме из алма-атинского госпиталя: «Тебя интересует, где у меня сняли гипс. Гипс сняли здесь, в Алма-Ата. В этом «гробу» я лежал около 4 мес. Сейчас я самостоятельно могу вставать на ноги, но стоять могу очень недолго. С каждым днём чувствую себя крепче. Сюда я приехал 20 июня, ехали из Саратова 8 суток. Ехал в санитарном поезде. Там так же, как и в госпитале, полное обслуживание медицинским персоналом, в каждом вагоне сёстры и няни, койки на пружинах, кормили хорошо. В общем, санитарный поезд – это тот же госпиталь, только на колёсах».
Однако моё настоящее знакомство с творчеством Веры Пановой началось только в 1981 году, когда в «Новом мире» было опубликовано необычное произведение, анонсированное как роман-сказка. «Который час?» – назывался то ли роман, то ли сказка. Недоверие вызвал также подзаголовок «Сон в зимнюю ночь» – услужливая память подсказала шекспировский «Сон в летнюю ночь». Первый сон – о том, как луну сняли с неба, – напомнил о сказке Корнея Чуковского, а второй сон, «длинный», влюбил меня в Веру Панову и в её книги «на всю оставшуюся жизнь». С тех пор я читаю не только романы, повести и рассказы Веры Фёдоровны, но и бережно собираю информацию о судьбе писательницы и об её произведениях.
Оказалось, что ещё в 1939 году Вера Панова начала писать пьесу о часовом мастере, который решил обернуть время вспять, чтобы возвратить себе молодость. Исторический фон времени написания произведения был таков, что вторым фокальным персонажем пьесы становится сумасшедший, узурпировавший власть в некоем европейском городе, – можно было предположить, что речь идёт о прообразе фашистского диктатора. Пьеса в трёх действиях и шести картинах никогда не ставилась и не публиковалась. В 1943 году было переосмыслено её содержание, изменились имена героев и даже жанр – пьеса становится основой будущего романа-сказки. Но проходит ещё немало лет, в течение которых роман ждёт своего часа, а автор набирается житейской мудрости. В 1960 году в письме драматургу Александре Бруштейн В.Ф. Панова сообщила о своём намерении вернуться к теме этого произведения. И только через двадцать лет, когда автора уже не будет в живых, роман-сказка (роман-фэнтези, сказали бы мы сейчас) будет опубликован в «Новом мире» – сын Веры Пановой – Борис Борисович Вахтин найдёт в её архиве завершённое, глубоко философское, написанное в несвойственном ей формате, произведение «Который час?».
И начинаешь понимать, что имел в виду Евгений Шварц, рассказывая в своей знаменитой «Телефонной книге» о жизни и творчестве Пановой: «Веру Фёдоровну Панову знаю я мало. Да и вряд ли кто-нибудь знает её. Включая саму Веру Фёдоровну. Рост небольшой. Лицо неопределённого выражения. Чуть выдвинутый вперёд подбородок. Волосы огорчают – она красит их в красный цвет, что придает ей вид осенний, а вместе искусственный. Она очень больна... Часто прихрамывает. Через чулок просвечивает бинт повязки. Недавно перенесла инфаркт. На собраниях говорит не слишком ясно, однако решительно... Любит она играть в преферанс. Играет страстно, до рассвета. Но вот происходит чудо: Вера Фёдоровна принимается за работу... Божий дар просыпается в ней. Чудо, которому не устаю удивляться. Но в целом владеет она своим искусством, как всего пять-шесть мастеров в стране. В каждой её книжке непременно есть настоящие открытия…Определяет её именно это богатство. И не сердятся другие прозаики! Из первой тысячи! Другие мастера из первой пятёрки больше защищены. Поэтому бьют её. Нещадно».
К этому моменту мы ещё вернемся, а пока приведу несколько пространных цитат из исследования Дмитрия Быкова «Вера Панова». Они не взяты в кавычки, так как изложены конспективно. Итак, Д. Быков считает Панову чудом стиля и называет три источника и три составные части этой стилистики. Первое: репортаж, газетная школа, акцент не на показе, а на пересказе, вынужденно беглом. Масштабных картин природы, описаний, призванных продемонстрировать авторские способности, нет. Читатель должен быстро, уколом, почувствовать главное и мчаться дальше. У Пановой главное происходит не в лексике, а в ритме фразы. Это репортёрская школа – быстро и незаметно прописывать фон, главное внимание уделяя диалогу и событию. Второе: кино (с ним связана Вера Панова двадцать лет, существует четырнадцать экранизаций её произведений). «Кино» – от «кинематика», то есть движение, а потому – ритм, чередование эпизодов, речевые характеристики. Третье: серебряный век. Панова ещё застала ту эпоху. Она читала и почитала Блока, Чарскую, Андреева, Сологуба и научилась у них символизму, то есть общению, умению не всё сказать вслух. С учетом исторических реалий – это вынужденные недоговорки и умолчания. Диктуясь чисто политическими моментами, они превратились в приём. (Такой мощный подтекст есть у Трифонова, Стругацких, Вигдоровой и Пановой).
Попробуем с этой точки зрения прочесть роман-сказку. Действие происходит в городке, в котором есть дворец (раньше, во времена безумств и преступлений, там жил король, а сейчас – сироты, это устроил глава города Дубль Ве, сам живущий в ратуше); итак – есть ещё ратуша, которую украшают волшебные часы (их сделал мастер Себастиан, а присматривает за ними его ученик старец Григсгаген, часы никогда не врут); больница – предположительно психиатрическая; парк и почта. Действующие лица – жители города с именами-символами, например, упомянутый Дубль Ве, госпожа Абе и госпожа Цеде, склочник Эно и авантюрист Элем, часовой мастер Анс, мальчик Илль. Эти имена не являются именами как таковыми, для простоты их можно записать следующим образом: W, AB, CD, NO, LM и т.д. Лишь у нескольких персонажей есть имена в привычном понимании слова.
В связи с предстоящим солнечным затмением в город приезжает иностранец, именующий себя Астрономом. Действие сжато и происходит в несколько дней. Вдоль улицы бегут люди с чёрными длинными пистолетами – это сумасшедшие сбежали из больницы: Гун, переставший кусаться, но заболевший манией величия, с ним Эно и Элем. Мальчик Илль поясняет Астроному, кто же такой Гун: «Да просто дурачок. Идёт, бывало, весь в грязи и сам с собой считается: эники-беники ели вареники, эники-беникиклец. Кормили, чтоб не пропал с голоду. Разжирел. Начал кусаться. Пришлось его лечить».
В это время престарелый мастер Григсгаген, дни которого сочтены, в порыве влюблённости к заведующей городским цветоводством Белой Розе решает повернуть время вспять, чтобы обрести молодость. Ему удается перенастроить часы – они пошли вспять. Все хохотали! Безудержное веселье! Астроном: «Омерзительное зрелище!». Склочник Эно: «Кто может править, когда время сошло с ума? Только сумасшедший! Кто самый сумасшедший? Он!». Гун: «Я демократ!» (за ним дюжие мужики в рыжих пиджаках). Авантюрист Элем: «Хочу быть главным! Где? Где-нибудь».
Вам это ничего не напоминает? Неужели предсказание Веры Пановой начинает сбываться? Впрочем, часовых дел мастера гангмахеры, штейнфассеры и демонтеры как и фамилия Григсгагена (очень уж созвучно со словом Krieg – война) отправляют нас в иные владения исторических гунов – от Волги к Рейну. Но почему тогда Григсгаген декламирует «Люблю грозу в начале мая» и добавляет, что когда-то он знал это наизусть до конца? Кстати, кого-то смутно напоминает молодящийсяГригсгаген: «Зеркала отражали старика на расшатанных ногах, с оскаленными сахарными зубами и чёрной как смоль головой». Не новорусских ли григсгагенов, «звёзд» эстрады и политических шоу, заполонивших современные СМИ, видим мы каждый день на экране?
Как наблюдательна Вера Панова, какая ирония – нет, уже сатира! И как прозорлива! «Возьмите козырного валета, дорогой Гун, он случайно оказался у меня», – лизоблюдствутЭно в традициях нынешних чиновников. А проводы на отдых Григсгагена с предоставлением ему дома с полной обстановкой и неслыханной пенсией! А рыжий пиджак, оказавшийся под рабочим халатом? А тюрьма в бывшей больнице, где санитар Мартин приговорен к смерти только за то, что когда-то улыбался при виде Гуна? А «железно обутые» в тюрьме? А взвинченная толпа, орущая: «Эники-беникиклец!», в авангарде её госпожа Цеде с кофейником…
Что-то должно произойти – и происходит! «Показалось войско. Его было сто тысяч или сто миллионов, не сосчитать. Оно маршировало. Туп, туп. Оно состояло из мальчиков». И вот уже «Илля закопали в общей могиле с другими мальчиками и поставили железный крест».
Но даже при самом кровавом режиме люди способны мыслить и принимать решения. Госпожа Абе: «Зачем надела на шею его кровавое ожерелье? Выйдешь за безумного Гуна и будешь рожать безумят. Только один выход. Чтобы время пошло вперед». Григсгаген: «Чуда не произошло. Тот, кто ведает чудесами, поступает бесхозяйственно. А кто его знает, как бы всё обернулось? Может, оболочка бы обновилась, а механизм нет? Зубы выросли бы, а душа продолжала сползать в могилу?». Ненни, девочка на костылях, обращаясь к Григсгагену: «Хотели опять быть сильным, ловким, бегать, а кому-то, само собой, пришлось за это заплатить…».
Григсгаген пошёл к часам, чтобы перевести их. Начинается восход солнца, он не успевает перевести часы. В этот момент начинается затмение. Солнечная корона! Сверху на башне несколько человек помогают втащить мастера на крышу, в том числе Илль: «Мы, убитые, тоже помогаем пустить время вперёд». Снизу рыжие пиджаки оттеснили народ и окружили башню, с ними Гун: «Куд-куда мы все денемся?». А в ответ: «В сумасшедший дом». Начали раскачивать башню, из стен выскакивали кирпичи, как зёрна из кукурузного початка. «Эники-беники…». И солнечная корона озаряла всё это.
А дальше право читателя домыслить: звон, Последняя Гибель, лавина, обвал, конец в мире, ничего, кроме звона… Это и правда конец? Или это конец сна? Зло можно победить, только погибнув вместе с ним? Но ведь есть ещё глава «Похвала будильнику»: «Я просыпаюсь всё глубже. Если засыпаешь глубоко, надо глубоко и просыпаться, иначе что же это будет с нами? Да здравствует Время, Идущее Вперед!».
В далёком восемьдесят первом году роман Веры Пановой «Который час?» был воспринят мной как сказка, увлекательная готическая сказка. Необычные имена героев, молниеносно развивающийся сюжет, ключевое событие – обратный отсчёт времени – всё указывало на нереальность происходящего. Тогда еще не носили малиновых пиджаков, поэтому персонажи Веры Пановой в рыжих пиджаках напоминали скорее коричневые рубашки Третьего рейха. Ещё оставалось несколько лет до причисления всех и вся к демократам, и потому аналогия возникала только с Веймарской республикой – «демократией без демократов», – когда в Германии шаг за шагом приближалась диктатура, которая привела страну и всю Европу к небывалой трагедии.
В начале восьмидесятых назревали события в общественно-политической жизни нашей страны, которые впоследствии привели к исчезновению с карты мира СССР. Но чтобы любой авантюрист во всеуслышание заявлял: «Хочу быть главным. Где-нибудь»?! Нет, это возможно только в комедии или в сказке. Вы помните, как хохотали жители сказочного города, когда часы пошли вспять, а за ними и время? Как на волне этих событий к власти пришел сумасшедший? Это сейчас нам известны отечественные одиозные политические деятели, готовые ради рейтинга выплеснуть на визави воду из стакана. И некоторые из нас даже голосуют за них на выборах: мол, ради смеха поставим галочку, всё равно не пройдут.
Так было в начале тридцатых годов в Германии. Президент Веймарской республики Пауль фон Гинденбург отказал Гитлеру в его требовании назначить его (Гитлера) рейхсканцлером. Гинденбург презирал «странного ефрейтора», который, по словам президента, «мог бы стать министром почт, но уж никак не канцлером». Томас Вебер, преподающий историю в Абердинском университете, изучил письма и дневники однополчан Гитлера в Первой мировой войне. В них Гитлер предстаёт замкнутым человеком и предметом насмешек. Они потешались над будущим фюрером, говоря, что он и на консервном заводе умрёт от голода, потому что не умеет даже вскрыть банку с тушёнкой штыком.*
*В.В. Булавина, «Третий рейх», TheLib.Ru «Биографии и мемуары».
На размышления о Гитлере наводит также и описание солнца и солнечного затмения. Гитлер создал организацию «Hitlerjugend», систему воспитания и девиз, которые бы отводили всю юношескую энергию в национал-социализм. Девизом «Гитлерюгенда» было изречение: «Молодежь выбирает свою собственную судьбу». Но эта судьба была связана с Гитлером: «В этот час, когда земля посвящает себя солнцу, у нас только одна мысль. Наше солнце – Адольф Гитлер». Конечно, оболваненные Гуном (и теми, кто привел его к власти) жители города в романе-сказке «Который час?», вопящие «Эники-беникиклец!», лишь с натяжкой напоминают граждан Германии, кричащих в экстазе «HeilHitler!», но Вере Пановой поразительно удалось описать зарождение, укрепление и разрушение тоталитарного режима.
Мне долго не давала покоя мысль о том, почему при жизни роман В.Ф. Пановой не был напечатан? Осмелюсь предположить, что Вере Фёдоровне был присущ дар предвидения. Её последние записи, по причине болезни надиктованные, а не написанные лично, говорят о том, что у писательницы было предчувствие краха. Вера Фёдоровна говорила о том, что будет не возрождение, а перерождение. Когда-то она подписала письмо против Бориса Пастернака – из страха за семью, за детей. Думается, что страх за близких мог быть причиной того, что роман «Который час?», её детище, которое она вынашивала не одно десятилетие, был напечатан лишь после ухода из жизни Веры Пановой.
По моему убеждению, роман-сказка «Который час?» остро актуален в наши дни. Засилье чиновников, их умение мимикрировать при любой власти, пресмыкательство и мстительность – это реалии нашего времени и нашего общества. Не об этом ли предупреждала нас Вера Панова в своем «Сне в зимнюю ночь»? Новейшая история сопредельной Украины учит нас тому, что, к сожалению, не перевелись еще желающие изменить ход истории и под благовидным предлогом обратить время вспять. Что из этого может получиться? Читайте роман-сказку Веры Пановой!
Произведение автора – это, как правило, сам автор. Оно характеризует своего создателя не менее точно, чем автобиография или мемуары современников. Так что же происходило с Верой Фёдоровной Пановой на протяжении её писательской деятельности?
В «дописательской» биографии Веры Пановой было достаточно взлётов и падений, которых хватило бы не на один роман. Она с детства запомнила, что такое любовь: «Отец пожелал назвать меня Верой. Это было имя моей мамы. Отец сказал, что сколько бы ни было у него дочерей, он всех назовет этим именем». Память сохранила знаки этой любви: мама, пианистка, сидит за роялем, а папа целует то руку, то волосы мамы. Выходец из купеческой семьи, выпускник коммерческой академии, отец не оправдал ожиданий семьи, женившись «на гимназисточке», и Вера с ранних лет чувствовала себя «вторым сортом». Когда в мае 1910 года отец на собственноручно построенной яхте «Вера» утонул в Дону на глазах матери, это стало точкой отсчёта борьбы за выживаемость. С двенадцати лет Вера Панова зарабатывала деньги репетиторством, с семнадцати начала работать в журналистике (газеты «Трудовой Дон», «Советский Юг», «Ленинские внучата», журналы «Костёр», «Горн» – материалы подписываются псевдонимом Вера Вельтман).
Двадцати лет она вышла замуж за журналиста Арсения Старосельского (1904 – 1953), родилась дочь Наташа, но ранний брак просуществовал недолго. Вскоре Вера Панова вышла замуж за друга Старосельского – журналиста Бориса Вахтина (1907 – 1938). Они прожили вместе около десяти лет, в семье появились сыновья Борис и Юрий. В 1934 году в Ленинграде произошло убийство С.М. Кирова, в 1935 был арестован «оппозиционер и троцкист» Б.В. Вахтин. В 1938 году он погиб в СЛОНе, в пятидесятые посмертно реабилитирован. Но за год до его смерти Вере Пановой удалось добиться свидания с ним, «самым светозарным видением» её жизни. Им дали три дня по три часа (правда, в присутствии коменданта и целого цыганского табора, приехавшего навестить своего барона). «Кому и чему мешало, что мы были счастливы?.. Комната в нищей избе на территории концлагеря. В присутствии коменданта и цыган. Прощаясь, я поцеловала Бориса и перекрестила его лоб. Я знала, он думал о самоубийстве. Мы ведь всё знали друг о друге». Он, который «в любой толпе был на голову выше других», стал прообразом полюбившегося нам Коростелева в повести «Сережа». Думается, неслучайно и начало повести «Евдокия» («Семья Пирожковых»): «На улице Кирова, бывшей Пермской, стоит двухэтажный бревенчатый дом Евдокима Чернышёва, кузнеца». А как ещё напомнить читателю о «деле Кирова»?
Всё это – лишь пролог к писательской судьбе Веры Пановой. Впереди Великая Отечественная война, заставшая В.Ф. Панову с дочкой Наташей в городе Пушкине Ленинградской области. Они хотели осенью сорок первого уехать в Ленинград, но не успели. Возможно, это их спасло. В захваченном Пушкине хозяйничали немцы, они погнали колонну гражданского населения в Эстонию, в том числе Веру Фёдоровну с дочерью. Каким-то чудом им удалось отделиться от колонны. Единственное место на всем белом свете, куда они могли идти, – село Шишаки на Полтавщине, где у матери Бориса Вахтина жили мать Веры Пановой и оба сына.
Начались холода. Где-то в застывшей грязи они нашли иконку-медальончик с оторванным ушком «Богоматерь, спаси и сохрани». Завернули в тряпочку, прикрепили на теле Наташи и пошли по бездорожью. «Засыпала от холода. Конец. Гибель. Смерть. Почём же я знала, что это была моя литературная судьба?». Судьба привела в синагогу в Нарве, где содержались советские военнопленные. Снова чудо – удалось бежать и оттуда. Как птицы находят дорогу домой? Как Вера Панова нашла дорогу по оккупированным землям и пришла в украинское село, где самые дорогие человечки – две мамы и два сына? Жить на оккупированной территории – что мы знаем об этом? Инстинкт самосохранения заставил часть жителей Шишаков уйти в лес и поселиться в землянках – так же поступили Пановы-Вахтины. Они возвратились домой с приходом Красной Армии, но от села остались только остовы печей – враг, уходя, сжег все дотла.
Как можно в хаосе войны найти нужного человека? Однако, судьба снова на стороне Веры Пановой. Чудесным образом её первый муж Арсений Старосельский, отец Наташи, который находился в эвакуации в Молотове, устроил вызов вМолотов для всей семьи. Так в конце 1943 года Вера Фёдоровна, её мать и трое детей оказались в глубоком тылу.
«Пермский период» Веры Пановой длился три года. ВМолотов (Пермь) приехала она журналистом, автором двух пьес, уехала отсюда признанным литератором.
Она определила детей в лагерь для эвакуированных ленинградских подростков, а сама работала на радио и в областной газете «Звезда», сотрудничала с Пермским отделением Союза писателей. Как-то в редакции «Звезды» Вере Пановой передали, что её приглашает для беседы ответственный секретарь Союза писателей Борис Николаевич Михайлов (1911 – 1976), ему этот пост передал в 1942 году Александр Николаевич Спешилов (1899 – 1985). Речь шла о задании написать брошюру о буднях эвакогоспиталя. «Борис Николаевич сказал мне: «Мы вам дадим командировку. Я уже всех опросил, все отказались. Вы последняя». Я согласилась… Сануправлению нужно было моё перо. Этим людям нужны были мои уши. Мне этот поезд был нужнее, чем я ему. Я была на пределе. Я жила в лихорадочном режиме…».
С декабря 1944 года Вера Панова совершила за два месяца четыре рейса в «образцовом» военно-санитарном поезде № 312 к местам боев за ранеными, после чего опубликовала повесть «Спутники» (1946 г.). Книга получила всенародную любовь и принесла автору славу.
Евгений Шварц: «Когда удалось ей выбраться на нашу сторону и пробиться вМолотов, где в те дни в основном сосредоточился Ленинградский союз писателей, пришлось ей вначале не слишком сладко, как лицу, побывавшему на территории противника. Но секретарь обкома или горкома по пропаганде Римская, которую ленинградцы называли мама римская – так она возилась с нашими эвакуированными, – поняла положение Пановой. И добилась того, что устроила её в санитарный поезд. После своих путешествий в этом поезде и написала Панова первую вещь «Спутники». И получила Сталинскую премию, что и вызвало ненависть полувоплотившихся писателей. И в самом деле обидно. За что? Почему избрана именно эта, столь простая на вид, иной раз совсем неубедительно разговаривающая женщина? Измученная огромной семьёй... она все пишет. И едва принимается за работу – совершается чудо».
Приведу несколько высказываний, позволяющих взглянуть на Веру Панову другими глазами.
«Дочь купца, жена расстрелянного врага народа, была на оккупированной территории»..Лев Лурье.
«У Пановой и у Твардовского была одинаковая репутация ругателей и чуть не самодуров – но реально оказалось, что они втащили в литературу огромное количество авторов и помогли сотням». Дмитрий Быков.
«…По радио начинают передавать «Песенку американских бомбардировщиков», которую я очень люблю и которую Вы презрительно обозвали занудой. Люблю джаз и такие славные слова: «Бак пробит, хвост горит, и машина летит на честном слове и на одном крыле». Может быть, мне потому нравится, что я столько раз сама летала на честном слове и на одном крыле…».Из писем Пановой к С. Разумовской.
«Можно присоветовать, как надо варить щи, чтобы они были вкусны. Нельзя присоветовать, как написать роман. Дело нежное, штучное». Из рецензий В. Пановой.
«Мы беседовали с классиком отечественной литературы – Пановой. «Конечно, – говорю, – я против антисемитизма. Но ключевые позиции в русском государстве должны занимать русские люди». «Дорогой мой, – сказала Вера Фёдоровна, – это и есть антисемитизм. То, что высказали, – это и есть антисемитизм. Ибо ключевые позиции в русском государстве должны занимать НОРМАЛЬНЫЕ люди...». С. Довлатов, «Ремесло».
«Я, Панова Вера Фёдоровна, родилась 20 марта 1905 года в Ростове-на-Дону, умерла 20 июня 1967 года, когда меня поразил инсульт, лишивший меня возможности ходить и владеть левой рукой. …несмотря на все усилия любящих близких, превосходных врачей и целой роты людей, помогающих мне в моём бедственном существовании, не могу без посторонней помощи ступить ни шагу…». «Моё и только моё».
«…авось либо меня ещё потерпит судьба на земле хоть два-три года, на роман, думаю, хватит, мы порода рабочая… Если вам смешно читать эти оптимистические строчки, написанные старухой у края могилы, не спешите смеяться»… (Из последних посланий В.Ф. Пановой, 1972).
«Я просыпаюсь все глубже. Если засыпаешь глубоко, надо глубоко и просыпаться, иначе что же это будет с нами? Да здравствует Время, Идущее Вперед!». (Вера Панова, «Который час?).
Маленькая хрупкая женщина, с одинаковой ответственностью и любовью относившаяся к семье и профессии, Вера Панова дает такой заряд жизнелюбия, что стыдно, право, на фоне её жизненных ситуаций говорить о своих проблемах. Хочется перечитывать её произведения – и удивительное дело: каждый раз ты становишься свидетелем новой грани человеческого и писательского таланта.